– Так было до тех самых дней, пока в России едва не случилась революция. Нам до сих пор не удалось установить, что послужило толчком к резкой перемене поведения Михаила. Как бы то ни было, но утром 12 марта он кардинально изменил своё поведение и начал активно действовать. История с его перелётом из Гатчины в Могилёв достойна отдельного рассказа, но я не буду отвлекаться в данный момент. Сейчас лишь факты: он встретился с братом и у них состоялся бурный разговор за закрытыми дверями. По моим сведениям, Михаил пытался убедить брата начать действовать. Тот отказался и уехал. И тогда безалаберный и слабовольный Миша резко меняется, совершая фактически государственный переворот. Переворот, блестяще организованный и не менее блистательно проведённый. Да так, что по итогу все другие заговорщики оказались буквально разгромлены, не взирая на всю их предварительную подготовку и более лучше позиции. Переворот, проведенный твердой, уверенной рукой. Гениальным и циничным умом. Прекрасно зная, что он нарушает закон, Миша не остановился даже перед массовыми расстрелами, без суда и следствия отправляя к стенке всех, кто стоял на его пути. Что означает, что он был уверен в своих силах и не испытывал ни малейших колебаний. Он не собирался отвечать за свои действия перед кем бы то ни было. Царь Николай явно был им уже снят с шахматной доски. Эти события вдруг явили миру яркого, харизматичного вождя, жесткого, а когда нужно, и жестокого, не колеблющегося и не останавливающегося ни перед чем на своём пути. Последующее воцарение, жесткая расправа с мятежниками и прочими революционерами, аресты и чистки, завоевание Проливов и разгром Турции, блестящая победа при Моонзунде, в которой он лично командовал войсками – лишь подтверждают это моё утверждение. Реформы, конституция, аграрный передел, мощный рывок в промышленном и техническом развитии. Мог ли всё это проделать тот Миша, образ которого он все прежние годы так тщательно культивировал? Мой ответ – нет. Вывод? Мой вывод таков – ничего вдруг не бывает.

Сайлинг пыхнул сигарой, и, усмехнувшись, поинтересовался:

– И как ты склонен объяснить сей феномен, а, Доменико?

Тот пожал плечами.

– Я думаю, Сайли, что ситуация становилась неконтролируемой, и Михаилу пришлось сбросить часть своих масок и явить себя миру в новом качестве. Не думаешь же ты, что Миша смог всё это провернуть в одиночку?

Сайлинг покачал головой.

– Нет, не думаю. За Михаилом стоит явно что-то большее, пока непонятное нам. Возможно, какой-то местный аналог масонской ложи или ещё какая тайная организация. Миша, как выражаются у нас в Америке, лишь фронтмен тех сил, которые стоят за ним.

Карл принялся, стуча о пепельницу, выбивать сгоревший табак из трубки. Стучать, тем самым привлекая к себе внимание. Кашлянув, он возразил:

– Нет, Сайли, тут я готов с тобой поспорить в части простого фронтмена. До марта семнадцатого года Михаил самым тщательнейшим образом маскировался от внимания серьезных людей, играя роль клоуна, а, скорее, шута, которого никто всерьез не воспринимает, но который, на самом деле, имеет огромные возможности. Он явно не планировал привлекать к себе внимание. Давайте не будем забывать, что активы тех же Романовых напрямую завязаны на саму Россию и потеря власти путем революции ставила все их активы под угрозу. Возможно, у Михаила не оставалось иного выхода, кроме как взять контроль над ситуацией в свои руки, тем самым выйдя из тени. Вышли ли из тени те, кто за ним стоит? Как мы видим – нет. Но это не значит, что Миша просто их публичный представитель. Его публичное поведение до марта 1917 года как раз укладывается в стиль действий лидеров Великих Домов, которые не очень любят, когда их имена и портреты печатают в газетах. У Михаила другая специфика – он, ввиду происхождения, не может быть в тени. Значит его форма маскировки – явная публичность, скрывающая тайные мысли и глубинные причины принимаемых публичных решений. Но это не значит, что он просто фронтмен. Это моё мнение.

Доменик кивнул.

– Соглашусь с Карлом. Господа, мы с вами возглавляем Банкирские Дома, за которыми стоят капиталы, многим из которых не одна тысяча лет. Разве мало мы знаем примеров из нашей тайной истории, когда кто-то из наших клиентов, истинный Глава Дома, был вынужден, в силу обстоятельств непреодолимой силы, принимать на себя обязанности публичного лица? Да, мы все стараемся избегать общественного внимания, наша деятельность требует тишины, но…

Он развел руками.

Сайлинг не стал спорить.

– Нет, господа, я не это хотел сказать. То, что Михаил – Глава Дома, лично у меня не вызывает сомнений. Обыкновенный фронтмен вёл бы себя куда осторожнее и нерешительнее. Нет, Михаил – именно Глава Дома. Но кто этот Дом? Романовы? Нет. Хотя Миша старается позиционироваться именно так. Нет, там какие-то иные силы. Возможно, те же Романовы их часть, но, судя по всему, это какая-то существующая параллельно Романовым структура. Наверняка более древняя, тайная и организованная. Не могу исключать, что структура эта опирается на Православную Церковь, не зря же Михаил постарался сконцентрировать в своих руках рычаги управления Поместными Церквями, а себя объявил: «Всесвятейшеством». А может и нет. Может это просто очередной слой правды, за которым скрывается что-то куда более тайное и могущественное. Во всяком случае, я глубоко сомневаюсь, что бурные, а главное, глубинные процессы 1917 года случились благодаря воли лишь одного человека. Так не бывает, господа.

Оба собеседника кивнули.

Сайлинг продолжил:

– И давайте вспомним, джентльмены, откуда берут своё начало капиталы, которые нынче контролирует Михаил Романов. Это деньги Древней Руси, деньги Византии, не зря ведь наши предки пристроили под Ивана Третьего византийскую принцессу Софью Палеолог, это и деньги той же самой Золотой Орды, которая прекрасно влилась в набирающую свою силу Русь. И это лишь известная нам часть. Уверен, что далеко не вся. Великих Моголов я трогать не буду, хотя, как по мне, там тоже не всё однозначно. Но не суть. Суть же в том, что вряд ли столь серьезные капиталы шли отдельно от серьезных людей и серьезных знаний. Далеко не всегда русские цари получали доступ к этой скрытой сокровищнице.

Карл вставил реплику:

– Господа, лично меня никогда не покидало чувство, что существуют две параллельные России. Абсолютно недалекое, слепленное по западным образцам, руководство, пытающееся не только играть по установленным правилам, но явно стремящееся этому коллективному Западу понравиться, и есть какая-то другая, глубинная Русь, для которой все эти Романовы и всё, что с ними связано, – это лишь наносной слой, никак не тревожащий самою суть этого народа. Уверен, что в 1917 году, произойди действительно революция, Романовых бы смели безо всякого сожаления. И воцарение Михаила спасло не только Династию, но и стало чем-то совершенно исключительным в истории. В самый переломный момент на арену вышел тот, кто до этого был скрыт в темноте кулис. И дело тут не в персоналии самого Михаила. Нет. Слишком много тут было задействовано сил. Это что-то сродни европейской Реформации, только проведенной за считанные годы. Коренной слом мировоззрения десятков миллионов людей. Точно так, как Реформация не делалась силами одиночек, так и русское Освобождение не может быть результатом прихоти одного царя Михаила. Так что наличие за ним какой-то тайной организации лично у меня не вызывает сомнений.

Сайлинг возразил:

– Не только тайной, друг мой. Они всё чаще выходят на поверхность. Вспомни историю русской нефтяной корпорации «Ойль» и покупку ею контрольного пакета акций фирмы «Бранобель». Сейчас «Ойль» третья по величине нефтяная корпорация мира, а с учетом всё более растущего присутствия России на Ближнем Востоке, её доля на мировом рынке нефти наверняка существенно вырастет. Тем более что «Ойль» пользуется полным покровительством царя Михаила, который достаточно решительно продвигает их интересы.

Доменик поморщился.

– Господа, в данный момент это всё вопросы второго порядка. Не будем углубляться в дебри рассуждений и предположений. Вернемся к фактам. Царь Михаил стал одним из реальных акторов, субъектов мировой политики, который реально меняет правила Игры, причём меняет не только на территории своего Единства, но и во всей Евразии, а значит и всего мира. Именно потому мы здесь, господа.